Он шел не зная куда девать руки застенчиво и неловко по паркету

Вопрос: “Он шел, не зная куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. ”- о ком так писал автор:
Ответ: о Багратионе.

V Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум — 2013

ОБРАЗ П. И. БАГРАТИОНА В РОМАНЕ Л. Н. ТОЛСТОГО «ВОЙНА И МИР».

Юрченко А.Н. 1
1 Таганрогский авиационный колледж имени В.М.Петлякова
Работа в формате PDF

Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке «Файлы работы» в формате PDF

Многим героям и их прообразам посвящены на страницах романа Л.Н.Толстого «Война и мир» прекрасные слова и нередко объективная оценка их поступков и действий в период Отечественной войны 1812 года. Среди сотен героев романа особое место занимают такие исторические личности, как М.И.Кутузов, Наполеон Бонапарт, Д.И.Давыдов (прототип образа Денисова), П.И.Багратион. Особый интерес вызывает личность Петра Ивановича Багратиона, который предстает перед нами в романе как истинный герой Отечественной войны: «героем из героев был князь Багратион. »

Реальное историческое лицо – Петр Иванович Багратион происходил из царственного грузинского рода, правившего Грузией около 10 веков. При присоединении Грузии к Российской империи в 1801 и утверждении «Общего Российского гербовника» в 1803 году ветвь Багратионов внесена в роды российских княжеств.

ЖЕСТЫ: Куда девать руки? — Говори с Леонидом Смеховым

Князь Багратион, не имея протекции, не получил, как другие князья, генеральский чин к тридцати годам. Но собственными заслугами и героическими поступками в различных военных акциях был отмечен Потемкиным и Суворовым. Последний подарил молодому князю шпагу за личное мужество. Багратион дослужился до звания генерала уже в 1809 году. Предвидя наступление войск Наполеона на Россию, стал одним из инициаторов заблаговременной подготовки к обороне родины и создания партизанского движения.

В романе Л.Н.Толстого «Война и мир» мы видим князя Багратиона, как один из центральных образов, передающих толстовскую идею простого героизма. Настоящий герой, по Толстому, очень скромен и даже неуклюж в обществе, но отчаян и бесстрашен в борьбе. Таким предстает Багратион по замыслу писателя перед Шенграбенским сражением. Он очень устал, «с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами», равнодушен к происходящему вокруг. Но как только начался бой, сохраняя внешнее спокойствие, князь преображается и как будто горит изнутри: « круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность».

Мысль Л.Н.Толстого о поведении настоящего главнокомандующего, ведущего войска к победе, дублируется на страницах романа. Это человек, который не спорит с судьбой, но позволяет событиям развиваться по их естественному течению. Таким изображен Кутузов, который спит на совете в Филях, таким нарисован Багратион, неторопливо соглашающийся с действиями своих подчиненных и естественным ходом событий на поле боя при Шенграбене. Он воодушевляет солдат, сражается с ними наравне, плечом к плечу, но одновременно следит за общим ходом сражения, проявляя при этом мудрость истинного полководца. С. И. Леушева, проанализировав изображение исторической битвы в романе, точно подметила, что «. искусство Багратиона и героизм русских войск. обеспечили успех Шенграбенского сражения» (2).

Однако не все в Москве понимали истинное значение военных действий в Австрии и возносили Багратиона в упрек «провалившему» дело Кутузову. Поэтому, по замыслу автора, совершенно другим прорисован герой Багратион на обеде в Английском клубе.

Его неуклюжесть и растерянность в свете должна контрастировать с его героизмом и отвагой в горниле военных действий. “Он шел, не зная, куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене”. Создается впечатление, что «в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с Георгиевской звездою» князь выглядит комично, он явно здесь чужой. Подобным образом в романе изображены все настоящие герои своей Родины — Кутузов, Денисов, Багратион. Они смешны на фоне светского общества и отважно героичны в своей стихии – на поле брани.

Главным мерилом человеческого достоинства Толстой определил народную любовь. Этой любви и признания у Багратиона было достаточно. Простые солдаты, которых он вдохновлял перед боем словами:«Я всегда с вами, а вы — со мной!» — обожали князя, называли своим отцом. Они видели в нем божественную искру, считали его связующим звеном между ратью и Богом, так подсказывала им любовь и говорила его необычная фамилия.

Как все защитники отчизны, не мыслящие борьбы без победы, исторический князь Багратион не смог пережить оставление Москвы. Он отдал слишком много жизней своих солдат на Бородинском поле, готов был положить свою, но не мог ни на секунду представить, что все это было зря. Толстовский «лев русской армии» погиб на поле боя, как и полагается художественному герою.

Многие историки правдиво отмечают нечеткость и историческую недостоверность романа Л.Н.Толстого «Война и мир», считают, что на это произведение нельзя опираться, как на действительный источник. Около 300 ошибок обнаружено И. Козловым на страницах романа (4). Однако, это нисколько не умоляет значимости П.И.Багратиона и его роли в Отечественной войне 1812 года. Благодаря художественному образу в романе о князе Багратионе – герое войны и бескорыстном, отважном человеке узнал весь мир. Исторически достоверен тот факт, что Наполеон, сам будучи гениальным полководцем и хорошо разбиравшись в людях, отмечал: «Генералов хороших у России нет, кроме одного Багратиона»(3).

1.Л.Н.Толстой. Война и мир. В 2 книгах, М., АСТ, 2008.

2.С.И. Леушева. Роман Толстого «Война и мир», М., Учпедгиз, 1957, стр. 47.

3.Е.В. Тарле. Нашествие Наполеона на Россию, М., 1938, с.159

Источник: scienceforum.ru

Роман Льва Толстого «Война и мир» : Том 2. Часть 1. Глава 3

Война и мир

3-го марта во всех комнатах Английского клуба стоял стон разговаривавших голосов, и, как пчелы на весеннем пролете, сновали взад и вперед, сидели, стояли, сходились и расходились, в мундирах, фраках и еще кое-кто в пудре и кафтанах, члены и гости клуба. Пудреные, в чулках и башмаках, ливрейные лакеи стояли у каждой двери и напряженно старались уловить каждое движение гостей и членов клуба, чтобы предложить свои услуги.

Большинство присутствовавших были старые, почтенные люди с широкими самоуверенными лицами, толстыми пальцами, твердыми движениями и голосами. Этого рода гости и члены сидели по известным, привычным местам и сходились в известных, привычных кружках. Малая часть присутствовавших состояла из случайных гостей — преимущественно молодежи, в числе которой были Денисов, Ростов и Долохов, который был опять семеновским офицером. На лицах молодежи, особенно военной, было выражение того чувства презрительной почтительности к старикам, которое как будто говорит старому поколению: «Уважать и почитать вас мы готовы, но помните, что все-таки за нами будущность».

Несвицкий был тут же, как старый член клуба. Пьер, отпустивший по приказанию жены волоса, снявший очки, одетый по-модному, но с грустным и унылым видом, ходил по залам. Его, как и везде, окружала атмосфера людей, преклонявшихся перед его богатством, и он с привычкой царствования и рассеянной презрительностью обращался с ними.

По годам он бы должен был быть с молодыми, но по богатству и связям он был членом кружков старых, почтенных гостей, и потому он переходил от одного кружка к другому. Старики из самых значительных составляли центр кружков, к которым почтительно приближались даже незнакомые, чтобы послушать известных людей. Большие кружки составились около графа Растопчина, Валуева и Нарышкина. Растопчин рассказывал про то, как русские были смяты бежавшими австрийцами и должны были штыком прокладывать себе дорогу сквозь беглецов.

Валуев конфиденциально рассказывал, что Уваров был прислан из Петербурга, для того чтобы узнать мнение москвичей об Аустерлице.

В третьем кружке Нарышкин говорил о заседании австрийского военного совета, в котором Суворов закричал петухом в ответ на глупость австрийских генералов. Шиншин, стоявший тут же, хотел пошутить, сказав, что Кутузов, видно, и этому нетрудному искусству — кричать по-петушиному — не мог выучиться у Суворова; но старички строго поглядели на шутника, давая ему тем чувствовать, что здесь и в нынешний день так неприлично было говорить про Кутузова.

Граф Илья Андреич Ростов иноходью, озабоченно, торопливо похаживал в своих мягких сапогах из столовой в гостиную, поспешно и совершенно одинаково здороваясь с важными и неважными лицами, которых он всех знал, и, изредка отыскивая глазами своего стройного молодца-сына, радостно останавливал на нем свой взгляд и подмигивал ему. Молодой Ростов стоял у окна с Долоховым, с которым он недавно познакомился и знакомством которого он дорожил. Старый граф подошел к ним и пожал руку Долохову.

— Ко мне милости прошу, вот ты с моим молодцом знаком… вместе там, вместе геройствовали… А! Василий Игнатьич… здорово, старый, — обратился он к проходившему старичку, но не успел еще договорить приветствия, как все зашевелилось, и прибежавший лакей, с испуганным лицом, доложил: «Пожаловали!»

Раздались звонки; старшины бросились вперед; разбросанные в разных комнатах гости, как встряхнутая рожь на лопате, столпились в одну кучу и остановились в большой гостиной у дверей залы.

В дверях передней показался Багратион, без шляпы и шпаги, которые он, по клубному обычаю, оставил у швейцара. Он был не в смушковом картузе, с нагайкой через плечо, как видел его Ростов в ночь накануне Аустерлицкого сражения, а в новом узком мундире с русскими и иностранными орденами и с Георгиевской звездой на левой стороне груди.

Он, видимо, сейчас, перед обедом, подстриг волосы и бакенбарды, что невыгодно изменяло его физиономию. На лице его было что-то наивно-праздничное, дававшее, в соединении с его твердыми, мужественными чертами, даже несколько комическое выражение его лицу.

Беклешов и Федор Петрович Уваров, приехавшие с ним вместе, остановились в дверях, желая, чтобы он, как главный гость, прошел вперед их. Багратион смешался, не желая воспользоваться их учтивостью; произошла остановка в дверях, и, наконец, Багратион все-таки прошел вперед.

Он шел, не зная, куда девать руки, застенчиво и неловко, по паркету приемной: ему привычнее и легче было ходить под пулями по вспаханному полю, как он шел перед Курским полком в Шенграбене. Старшины встретили его у первой двери, сказав ему несколько слов о радости видеть столь дорогого гостя, и, не дождавшись его ответа, как бы завладев им, окружили его и повели в гостиную.

В дверях гостиной не было возможности пройти от столпившихся членов и гостей, давивших друг друга и через плечи друг друга старавшихся, как редкого зверя, рассмотреть Багратиона. Граф Илья Андреич, энергичнее всех, смеясь и приговаривая: «Пусти, mon cher, пусти, пусти!», протолкал толпу, провел гостей в гостиную и посадил на средний диван.

Тузы, почетнейшие члены клуба, обступили вновь прибывших. Граф Илья Андреич, проталкиваясь опять через толпу, вышел из гостиной и с другим старшиной через минуту явился, неся большое серебряное блюдо, которое он поднес князю Багратиону. На блюде лежали сочиненные и напечатанные в честь героя стихи. Багратион, увидав блюдо, испуганно оглянулся, как бы отыскивая помощи.

Но во всех глазах было требование того, чтобы он покорился. Чувствуя себя в их власти, Багратион решительно, обеими руками, взял блюдо и сердито, укоризненно посмотрел на графа, подносившего его. Кто-то услужливо вынул из рук Багратиона блюдо (а то он, казалось, намерен был держать его так до вечера и так идти к столу) и обратил его внимание на стихи. «Ну и прочту», — как будто сказал Багратион и, устремив усталые глаза на бумагу, стал читать с сосредоточенным и серьезным видом. Сам сочинитель взял стихи и стал читать. Князь Багратион склонил голову и слушал.

Славь тако Александра век
И охраняй нам Тита на престоле,
Будь купно страшный вождь и добрый человек,
Рифей в отечестве, а Цесарь в бранном поле.
Да счастливый Наполеон,
Познав чрез опыты, каков Багратион,
Не смеет утруждать Алкидов русских боле…

Но еще он не докончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися, храбрый росс», — и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров — Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение, по отношению к имени государя, посадили Багратиона: триста человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее — поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.

Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.

Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя Багратиона, олицетворяя в себе московское радушие.

Труды его не пропали даром. Обеды, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он все-таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шепотом приказывал лакеям и не без волнения ожидал каждого знакомого ему блюда. Все было прекрасно.

На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. «Много тостов будет, пора начинать!» — шепнул он и, взяв бокал в руки, встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.

— Здоровье государя императора! — крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли «Гром победы раздавайся». Все встали с своих мест и закричали ура! И Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из-за всех трехсот голосов.

Он чуть не плакал.

— Здоровье государя императора, — кричал он, — ура! — Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться и, улыбаясь своему крику, переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки, и провозгласил тост за здоровье нашего последней кампании героя князя Петра Ивановича Багратиона, и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! — опять закричали голоса трехсот гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова:

Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног…

Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых все больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и, наконец, отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреевича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.

Источник: kupidonia.ru

Похожие вопросы и ответы:

V Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум — 2013

ОБРАЗ П. И. БАГРАТИОНА В РОМАНЕ Л. Н. ТОЛСТОГО «ВОЙНА И МИР».

Роман Льва Толстого «Война и мир» : Том 2. Часть 1. Глава 3